Вообще-то это третий из написанных текствов, но так как он самый любимый, пусть лежит первым и греет мне душу. читать дальшеКажется, в посте про ОТП я обмолвилась, что однажды пыталась посчитать гетные пейринги у Профессора. Но считала я их не просто так. Есть у меня, в числе прочих подобных, мечта — написать хоть по одной истории по всем имеющимся гетным пейрингам. Вот пока я считала, успело сформироваться несколько идей относительно некоторых пейрингов. Хотя до Араторна и Гилраэн я хронологически не дошла, настойчивая мысль о них вот в таком ключе у меня была. Даже название придумалось — это последняя строчка стихотворения М. Семёновой. Полностью строфа звучит так:
Иди, не опуская веки,
Живи мгновенья, как года,
Но каждый след чтоб был - навеки.
И каждый шаг - как в никуда.
Мне упорно казалось, что строфа более чем отражает судьбу Араторна и Гилраэн, да.
Сам текст бесконечно радует меня тем, что его получилось написать внятно и линейно. Но последняя зпт выловлена в абсолютный дедлайн
Название: И каждый шаг — как в никуда
Автор: Зелёный бамбуковый лес
Бета: Blancheflake +
Размер: драббл, 532 слова
Канон Властелин Колец
Пейринг/Персонаж: Араторн/Гилраэн
Категрия: гет
Жанр: ангст
Рейтинг: R
Краткое содержание: А времени так мало...
Её отец не хотел этого брака — видел, знал и боялся. Боялся, что его юная дочь не вынесет этой ноши и этой потери, которая была неизбежна. И только одного он не понимал никогда: Гилраэн тоже знает. Араторну не суждено долгой жизни, а ей — долгого счастья.
Не суждено… И каждый раз, ожидая его возвращения, она чутко вслушивается — нет, прислушивается к самой себе. И сердце сжимается на краткий миг, когда приходит понимание, предчувствие, раньше перестука за окнами, раньше голосов домашних — вернулся. Живой.
Время — противник неумолимый и страшный, их любовь, их вызов, — ничто, в сравнении с его властью. Но это не важно. Это не имеет значения, когда они остаются вдвоём в сумраке спальни.
В такие ночи поцелуи бывают разные — быстрые, одним касанием, что на губах как ожоги, долгие и медленные, когда языки скользят в глубь рта, осторожно лаская внутреннюю сторону губ и тёплую гладкую кромку зубов, минуя её, и встречаясь, наконец, со страстью и нежностью. Почти болезненные — на коже, после которых остаются тёмные следы, а воротники приходится потом поднимать повыше.
Пускай. Каждый из них — доказательство.
Гилраэн всегда раздевается сама, быстро, ловко, с какой-то яростью распутывая шнуровку. Если он берётся ей помогать, дело обычно кончается порванным платьем.
Но это не важно. Не важно.
Гилраэн знает все шрамы на теле мужа — каждый из них она всегда обводит губами и языком, запоминая, впитывая, заучивая. Одни почти не чувствуются, они совсем гладкие, только кожа на них жёстче. Другие — рубцами, как грубые швы.
Им бывает трудно сдерживаться, но ласки Араторна всё равно остаются одновременно бережными и сильными. Есть стремление, есть скорость, но нет пустой торопливости, нет спешки и небрежности, потому что каждое прикосновение рук, губ и языка к горячему телу — бледной до прозрачности коже и гладкости плеч, твёрдым соскам, нежному животу и сильным бёдрам — это доказательство. Это знак того, что они оба ещё живы, здесь, сейчас, вместе.
Когда Араторн берёт её — она подаётся навстречу, на каждое движение в глубине своего тела отвечая своим, принимая его полностью, стремясь удержать, снова и снова.
Здесь. С ней. Живой.
Гилраэн не закрывает глаза, ему даже не приходится просить её об этом. Она запоминает. Каждую чёрточку, каждое движение губ, произносящих её имя. Каждый отсвет в глубоких глазах, каждую тень, скользнувшую по лицу. Сохранить, сберечь в памяти — это всё, всё, всё, что останется ей самой, потому что время не переспорить, потому что долгой жизни Араторну, вождю северных дунэдайн, судьба не сулила. Временами предательские слёзы сбегают по щекам, но это не имеет значения. Араторн стирает их пальцами, очерчивая скулы и губы, и трудно поверить, что упрятанные в мозоли руки воителя способны на такое бережное прикосновение. Пальцы обводят линию плеч, соскальзывают по груди, бокам, ниже и ниже.
Потом он держит её крепко, и Гилраэн зарывается лицом в тёмные и жёсткие, с проседью, волосы, разметавшиеся по широким плечам, задыхаясь, ловя ощущение рук мужа на своих бёдрах.
Синяки останутся. Ну и пусть.
Она не кричит. В тишину падают отрывистые стоны, роняемые сквозь стиснутые зубы. Удержать, удержать, удержать! Его движения — сильные, яростные, его резкое, прерывистое дыхание, смешавшийся запах их разгорячённых тел. Его огонь, заполняющий её. Сохранить, запомнить.
Потом они долго лежат в темноте, и ни пяди пространства нет между ними. Они не говорят, не строят планов и не терзают друг друга пустыми страхами.
Они есть друг у друга, пока.
Остальное – не важно.
Первый текст, написанный на рейтинг, и ещё одна давняя задумка, которую я вознамерилась реализовать на ФБ. Я говорила о том, как люблю стихи Ханны? По-моему, нет, но это достойно отдельного поста.читать дальше Стихотворение, частично взятое в качесте эпиграфа когда-то очень зацепило
Название: Сквозь туман
Автор: Зелёный бамбуковый лес
Бета: Blancheflake, Ангулема, +
Размер: драббл, 479 слов
Канон: Сильмариллион
Пейринг/Персонажи: Турин/Ниэнор
Категория: гет
Жанр: ангст
Рейтинг: R
Краткое содержание: самое страшное — это когда вдруг всё становится ясно
Примечание/Предупреждения: инцест
Снова ночь.
И задвинут засов, и закрыто на крюк окно.
Не со мной!
Но железные пальцы сожмут — и в глазах темно.
Простони,
Принимая, как дар, эту тяжесть, и боль, и вскрик
Просто: Ни…
От безумной разгадки отстав на единый миг.
(с) Ханна
И задвинут засов, и закрыто на крюк окно.
Не со мной!
Но железные пальцы сожмут — и в глазах темно.
Простони,
Принимая, как дар, эту тяжесть, и боль, и вскрик
Просто: Ни…
От безумной разгадки отстав на единый миг.
(с) Ханна
Ложь, всё ложь. Сознание отчаянно цепляется за эту мысль. Но всё напрасно. Так выступает из тумана перед путником сокрытое прежде тенями поле боя или разрушенный дом — правда страшна и неоспорима, и слепой ужас поднимается откуда-то изнутри. Смотри же, смотри внимательней. Вспоминай. Вспоминай брачную ночь и ложе супружеское!
Как расплетал бережно тяжёлые косы, и руки дрожали, и волосы её были в твоих руках как тёплый шёлк, разостланный на шершавом камне. Как золото, как пшеничные колосья.
Как у отца.
По плечам её рассыпались, облаком окутывали, теплом дурманили, едва касаясь твоего лица. И дрожь рождалась в теле от этих касаний, и кружилась голова.
А от волос — запах трав под солнцем, как дома в недолгое лето.
Как она льнула к тебе всем телом, уже не от холода спасаясь. Руки на плечи, глаза в глаза. Губами к губам, смешивая дыхание. Целовал — помнишь — сминая, задыхаясь, пьянея. И вниз, к шее, а на шее жилка — помнишь, чувствовал: кровь билась часто-часто, горячая…
…Родная.
Как на полу оставались одежды, и её нагота жаром в теле отзывалась, мгновенным смятением и почти страхом: руки у тебя давно такие, что на ладони гвозди гнуть можно — наждаком по нежной коже.
Как ласкал, забываясь, пальцы сплетая, языком очерчивая ключицы, запоминая вкус кожи, прикасаясь к соскам губами, как вел пальцами вдоль позвоночника.
Как замирало сердце от страха причинить ей боль, от невозможности и собственного неумения что-то изменить. Как она выгибалась в твоих руках, доверчиво голову запрокидывала, горела, дрожала, выговаривая на выдохе твоё имя.
Забытое и знакомое.
Брал медленно, борясь с желанием, а тонкие пальцы бездумно и неумело чертили узоры на твоей спине, и пряный запах и жар тел били в голову сильнее вина. Помнишь ли восторг, пронизавший, казалось, всё твоё существо, подчинивший себе, заставивший забыть об осторожности, сорваться на бешеный, дикий ритм?
Ты хуже зверя.
Как она всхлипывала, закусывала кожу на твоём плече — след остался — помнишь? И стон её звоном отдавался в ушах, смешивался с твоим:
— Ни..
Ниниэль, — помнишь?
И как обуздывал самоё себя, замирал, прислушивался к дыханию и биению сердца, проводя ладонями по спине, задерживаясь на лопатках. И казалось тебе, что сердце птицей бьётся прямо в ладонь. Дышала трудно, но уже не боялась… И губами губы накрывал, осторожно, но уверенно, отвлекая, заставляя забыть от боли.
И постепенно приходило понимание — боли уже нет, только удовольствие.
А та, в Дориате, она была далеко, в безопасности, правда же?
Ниэнор.
А потом пламя уходило, и оставался только покой и ощущение тепла, исходящего от неё.
Покоя отныне не будет. Его не было никогда, он не был предназначен тебе.
Туман, окутавший всю вашу жизнь, равно горькую для двоих, рассеялся. И каждый прожитый миг, каждый вздох и стон, пришедший на память — как удар. Как приговор.
Виновен. Виновен. Виновен.
А говоря откровенно, оба текста меня вдохновляют. Йа стала на шаг ближе к мечте идиота — написать рейтинг по ОТП.
Ну и второй текст («хронологически»), бережно взлелеянная к ФБ идея, выбранный момент для прорисовки. читать дальшеЧем прекрасен Сильм помимо прочих достоинств? Как ни странно, всё тем же слогом, создающим ощущение... отвлечённости, что ли. Можно приближать эти «отвлечённые» моменты сколько душа пожелает. Тем более, что многие из них регулярно выпадают из внимания софандомовцев. По правде говоря, ещё один интерес у меня был — понять, «как это технически». То есть известно, что Мелькор убил Финвэ, но вот как это было? Каюсь, перечитывая соответствующее место для уточнения ситуации, я делала это каким-то не тем местом, и чуть не оставила обоих безоружными (тогда бы имели место сломанные шея и рёбра...), но в процессе обсуждения бета осторожно уточнила насчёт оружия, и тут я, полезши в текст повторно, узрела слова о копье. Так что техническую сторону я. наконец, рассмотрела. Ну а с внутренней стороны... Это противостояние я считаю одним из самых ярких, ещё и чисто психологически. Мне сложно было выбрать точку отсчёта. «Отыгрывать» кого-то из них двоих было откровенно боязно, и я изрядно пометалась в том числе с выбором времени.
Название: Исчезая в темноте
Автор: Зелёный бамбуковый лес
Бета: Blancheflake, Королева Ужей +
Размер: драббл, 733 слова
Канон: Сильмариллион
Пейринг/Персонажи: Мелькор, Финвэ
Категория: джен
Жанр: драма
Рейтинг: R
Краткое содержание: «Ибо Финвэ — единственный — не бежал перед ужасом Тьмы» (с)
Примечание/Предупреждения: насилие, смерть персонажа
О, любо-дорого было смотреть, как они заметались, увязая в обрушившейся темноте! И как же приятно было чувствовать слепой страх, охвативший этих детей света. Темнота была его союзницей, а страх – его стихией, и этой стихии они были не в силах противостоять.
Все, кроме одного.
Какая бессмыслица. Этот сумасшедший мог хотя бы попытаться сбежать. Возможно, ему бы повезло.
Правда, существовал один нюанс. Оставлять его в живых Мелькор не собирался.
«Когда мы встретимся в следующий раз, Феанаро, я собственноручно вырву твой не в меру длинный язык. Необходимости в нём больше не будет, кричать достаточно громко можно и так, ты уж поверь. Но ведь речь не о каком-то аваро, ты заслуживаешь большего.
Я разрушу всё, что имеет для тебя цену».
И то, что цены не имеет, столь оно дорого.
Страх был его силой, но в душе стоявшего напротив страха не было — серые глаза эльфийского короля смотрели ясно.
«Ты даже не поговоришь со мной?»
«Мне не о чем с тобой говорить. А ты и так сказал достаточно».
Это было непомерной наглостью. Но худшим вызовом был взгляд: в глубине ярких глаз словно притаился отблеск исчезнувшего света. Первый удар, поддавшись вспышке холодной досады, он направил прямо в лицо противнику, будто стремясь поразить этот внутренний свет. Финвэ ушёл вниз, железо лязгнуло о камень стены.
Что ж, это не могло продлиться долго. Мелькор не мог отказать себе в таком удовольствии.
Когда ты выше ростом — это твоё преимущество. Когда ты ниже — это тоже твоё преимущество. Меч одного из стражей, подобранный с земли уже в движении, был Финвэ не совсем по руке, но удар почти удался. Клинок и окованное дерево встретились с треском.
«Почему бы тебе просто не сдохнуть?»
Молчание. Всё тот же взгляд — ни страха, ни жалости к себе. Силы были неравны — от глухой злобы воздух сделался тяжёлым и будто гнул к земле. Второй удар — снова в голову, не наконечником, а древком, наотмашь, пришёлся вскользь — Финвэ успел отскочить. Правда,недостаточно быстро: удар не раскроил королю череп, но всё же отшвырнул его к стене и сломал нос.
«Прекрасное зрелище».
Ему бы следовало остаться лежать, как побитому животному. Или, на худой конец, начать уже выть — всякая подобная забава, по мнению Мелькора, приобретала особую ценность именно тогда, когда боль жертвы получала такое подтверждение.
Поднялся, хотя и с трудом. Молча, только дышал тяжело сквозь стиснутые зубы.
«Действительно, прекрасное зрелище».
Тонкие черты были исковерканы, прямой нос превратился в кровавый комок. Кровь заливала лицо, склеивала пряди слева — оказывается, успел расхватить висок о камень.
«Замечательно».
На изуродованном лице, превратившемся в гротескную маску, прежними оставались одни глаза — яркие и глубокие глаза Перворождённого.
Это казалось насмешкой, приводившей в исступление. Свет, который не удержать. Неужели тот самый?
«Чушь!»
Он не мог этого сделать, подложить такую свинью, вложить пламя в таких бесполезных тварей, которых так легко уничтожить.
Финвэ поднял меч.
«Ничему не учатся».
Столько лет прошло со времён Пробуждения, а было всё так же интересно, почему в особенности выблядки Таты с таким неизменным упорством отказывались подыхать как-нибудь удобно.
Следующий удар выбил меч из руки. Ещё один — последний.
Оглушённый, полуослепший от крови, Финвэ снова сделал попытку уклониться. Напрасно. Убраться в сторону не получилось, всё, что успел — почти инстинктивно схватиться за чужое оружие. Но удержать это движение он уже не мог. Никто из Воплощённых не смог бы. Мелькор почувствовал, как ослабла хватка противника, в древке отдалась дрожь от лютой боли: сила движения выворачивала руки короля, в них рвались связки, расходились суставы.
… Широкий плоский наконечник вошёл в тело наклонно, сверху вниз. Финвэ не закричал — на этот раз потому, что не мог. Звук, вырвавшийся из горла эльфа, был смесью свиста и бульканья: копьё пробило лёгкое. Мелькор завершил выпад; окровавленное остриё вышло из спины короля ниже лопаток и вновь звякнуло о камень.
«Ты ничего не хочешь мне сказать?»
На губах у умирающего от каждого вздоха возникали и лопались кровавые пузыри, кровь густо и вязко заливала подбородок.
Мелькор перехватил древко, заставив наконечник проскрежетать по камню вверх, пока сапоги Финвэ не оторвались от земли. Всмотрелся в искажённое лицо.
«Теперь — всё».
Глаза, живые, полные муки, были почти чёрными от расширившихся зрачков. Потом боли стало слишком много. Сознание уже не могло вместить её, и она ушла. Остался только…
«Проклятье, проклятье!»
Голова эльфа дрогнула и поникла.
Свет никогда не удавалось поймать. Досадно. Нет. Не может быть.
Ощутив настоящее бешенство, Мелькор вырвал копьё из тела убитого и отшвырнул противника, как сломанную куклу. Тёмные волосы закрыли лицо мёртвого короля, его неподвижные глаза.
«Это просто смешно».
Вот теперь всё было в порядке. Беспокойство было пустым. Что ему этот померкший свет — теперь, когда оставалось только пойти и забрать Камни.