Почти мини случайно читать дальше В командном треде заявку кинули в прошлом году и понеслась мысль. Мне вот кажется несправедливым, что ВД редко показывают семьёй. И вообще... *выпилено сильно нелестное мнение о стереотипном и назойливом группировании персонажей вообще и конкретно Фингона в частности*. Сначала это должен быть собственно «плач» (ну не в жанровом смысле, скорее, акцент должен был быть именно на этом). Даже в стихах, кстати, если вспоминать прошлогодние наметки.
У меня даже музыка для настроения ещё в прошлом году устоялась:
Cкачать Тэленис "Когда я погибну..." бесплатно на pleer.com
Но такая форма не подходила Фингону и собственно страдашек после Нирнаэт — тысячи их. Упражнения с обрывками воспоминаний несколько лучше.
Ах да, и подлец Майтимо в текст всё-таки вполз. Вот зараза рыжая, а
Название: Портрет моего брата
Автор: Зелёный бамбуковый лес
Бета: Blancheflake
Размер: драббл, 938 слов
Канон: Сильмариллион
Пейринг/Персонажи: Тургон, Фингон
Категория: джен
Жанр: драма, ангст
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: Тургон старается как можно точнее вспомнить, каким же было лицо его любимого старшего брата
Примечание: вдохновлено прошлогодней заявкой участника команды, о том, чтобы Фингона после Нирнаэт оплакивал наконец Тургон, а не Маэдрос. Но получилось по мотивам
…Глаза у Финьо казались ещё слишком большими на загорелом, тонком лице, не утратившем в ту пору подростковой неопределённости и несоразмерности.
— Стой, не вертись! Я что сказал! – Оставленный за няню, он никак не мог поймать младшего брата.
А косы смешно топорщились во все стороны — волосы были недостаточно длинные, и заплетал он их слишком туго.
— Не хочу, не хочу! — Турукано тогда упорно не желал даваться в руки: его эти косицы никак не устраивали и вообще он был в том возрасте, когда формула «я сам» становится священным девизом, тщательно охраняемым от посягательств. Вот Турукано и охранял, даже вымазавшись и исцарапавшись о кусты.
А может, эти догонялки просто доставляли ему удовольствие . В конце концов, это был хороший способ занять внимание Финьо. Смешной и даже глупый, но действенный, разве не так? Сейчас, по крайней мере, в этом можно сознаться.
… Лицо его тогда уже обрело совсем взрослые, волевые отцовские черты, но он всё ещё совершенно по-детски вытягивал губы, когда бывал раздосадован и смущён. И так же по-детски морщил нос, из-за чего тот казался вздёрнутым. Кузен Майтимо, впрочем, в своё время шутил, что это семейное и происходит от привычки не смотреть под ноги.
— Ты просто… просто бессовестный. Как вымахал, посмотри!
Не всерьёз, конечно, раздосадован. Ну, почти.
— Иди сюда, дай тебя обнять.
— Задушишь! — Турукано и сам смущался своего роста и того, что обогнал старшего брата. Но старался этого не показывать — Финдекано слишком забавно злился.
— Как можно! Только не в день твоей свадьбы, — маленькая складка между тёмными бровями разгладилась, он улыбнулся озорно и деловито добавил:
— Совсем взрослый.
С ним было легко смеяться.
…Что глаза у него синие, Турукано как-то особенно заметил в ту ночь. Темнота смазывала лица. Неверный свет факелов не помогал, наоборот — как будто искажал знакомые черты, рождал странные, ломаные тени, делая лица чужими. Этот же свет выхватывал из темноты тревожные взгляды, отражаясь в глазах собравшихся эльдар.
У самого Турукано глаза были серые — от деда. А вот у Финьо… Не как у отца даже — как у бабушки, у Владычицы Индис. Не просто синева неба, нет — его высота, его свет. Турукано тогда чувствовал, что эти глаза словно не дают сорваться. Словно в них нашёл убежище осколок утраченного Дня.
… В тот момент его обычно подвижное, выразительное лицо словно окаменело. Никогда ничего страшнее Турукано не видел. Он уже успел насмотреться на мертвецов и, когда нашёл Финьо, сначала ощутил пронзающий ужас — показалось, что брат тоже мёртв, как лежащие на земле мореходы, несмотря на то, что тот ещё стоял на ногах.
Возможно, счёт старшему дяде и его сыновьям начался с этого — с ужасной тени, которая легла на лицо Финдекано, с его глаз, где, казалось, погас тот самый свет. Они были неподвижными и совсем чёрными: расширенные зрачки почти поглотили радужку. Тогда Турукано второй раз испугался — безумия.
— Финдекано! Посмотри. На меня. На меня.
Он впервые показался до боли уязвимым.
…Брови у него были белыми. И ресницы — белыми… Когда-то было по-другому, но Турукано не был в этом уверен.
— Поднимайся! — голос тоже был когда-то. И даже говорил раньше что-то вроде этого.
Но в тот момент Турукано не был в состоянии воспринимать, он только смотрел и смотрел. Волосы тоже покрыл иней, отчего казалось, что косы перевиты серебром.
— Хватит сидеть, вставай! Ну!
Отстранённо подумалось, что раньше, где-то далеко, этот носил в волосах золото, но так тоже красиво. Даже красивее.
Потом Финдекано просто схватил его, встряхнул и принялся бить по щекам. Бил до тех пор, пока лицо не запылало, пока боль не дошла до сознания.
— Давай… Пошли… — пар, срывающийся с губ, ложился на волосы, добавляя в плетение новые узоры.
— Итарильдэ!
— Она… сказала… — обернулся виновато, взял притихшую племянницу за руку. — Что ты не хочешь вставать.
И всё же серебро было ему к лицу.
… Он похудел ужасно, не так, как сын их дяди, но Турукано он напомнил подростка — так истончилось всё лицо, заострились скулы, подбородок. Вот только прежний подросток, будучи тонким, никогда не был измученным. Этот — теперь уже прославленный герой — был. И сам не замечал, насколько.
Турукано злился. Сочинял речи, трясся, швырял вещи, оставаясь глядеть вслед, когда брат спешил к больному. И снова злился. И молчал — потому что Финьо был как перетянутая тетива. И ещё потому, что тот всё-таки рассказал ему первому:
— Это ведь я отрубил Руссандолу руку, — и взглянул запавшими глазами.
Им же поначалу это даже в голову не пришло, все решили, что то была очередная жестокость Моринготто.
Поэтому Турукано молчал. И даже истово желал сыну дяди выздоровления.
Он не хотел, чтобы с лица брата исчез отсвет надежды — последнее, что ещё делало того похожим на себя прежнего.
…За долгим разговором брат подпирал ладонью щёку, опирался подбородком на костяшки пальцев, задумчиво тёр нос и дёргал себя за ухо — смотреть на него было забавно, никакое дурное настроение этого не меняло. Руки у него, кажется, вообще никогда не были без дела. Даже просто разговаривая, он неизменно помогал себе жестами. Турукано думал, что воспитание, воинская выучка… да хоть Льды истребят эту привычку, но той весной понял, что ошибся.
— Посмотри, посмотри как красиво! — рот приоткрыт, глаза распахнуты — как не было всего пережитого!
Белерианд простирался перед ними и в самом деле завораживал.
— Но нам придётся расстаться.
— А? — замер, теребя кончик уха. Повернулся — ветер подхватил косы и развязавшийся рукав. — Это ничего не изменит, Турьо.
Он в этом не сомневался. Но Турукано знал — предчувствие не обманывает. Расстояния постепенно делались всё больше и больше…
…Улыбка его была как солнечный луч — блеснули белые ровные зубы на потемневшем от пыли и крови лице. Засияли глаза — узнал.
— Брат! — на выдохе, одновременно. Посреди боя, бешенства, огня и смерти.
Пробиваясь к нему, Турукано знал — сейчас его никто не остановит. Он должен был увидеть. Наконец-то.
«Брат!!!»
Он не видел конца, только пламя. И потом не видел ничего — они отступали, и вернуться к павшим он уже не мог.
***
— Турукано? — Глорфиндел смотрел выжидательно.
— Нет, ничего.
Не будет ни могилы, ни даже портрета, никогда.
Остались только воспоминания