Ну и собственно...

[Aku-Dzoku-San]

ЗФБ.

Стыдобища. Серьёзно, даже обозреть почуть чужих работ не сподобилась. Ладно, всё равно притащу реки, по деанонам ходить ещё более лень, так что доползать всё равно буду через игровое сообщество.

А если о своём... Мы выложили деанон, да. Слава всем,

а я ленивая рыба

Символичненько:



Я даже не буду плакаццо о задумках. Их у меня лежит отдельным вордо-документом и копится с позапрошлого лета столько, что «ой, всё». Разве что главная боль: опять не смогла в мини по отпшке Да сколько можно!

Ну а написала я всего два текста, один на нерейтинг, другой на рейтинг. Даже странно их разносить, хех. Поэтому будет одним постом

какбэ рефлексия

Когда этот текст был задуман, его рабочее название было более эээ... откровенным и привязанным к фокальному персонажу: «История одного «нет»». Да, того самого, которое в Альквалондэ. Но когда текст написался, оказалось, что личности двух других персонажей, о которых должны были вспоминать, там слишком много, и текст охватывает некоторые причины и их поступков тоже, а не только решения Ольвэ.

Занятно, что я второй раз пишу текст о вождях Похода и опять смотрю на происходящее глазами Ольвэ. Хм-хм, может, просто так совпало...

Основная изначальная линия, породившая этот текст, для меня давняя и важная. Если честно, я абсолютно не понимаю, почему ответ Ольвэ, данный по поводу кораблей, хоть кому-то вообще может показаться странным. Как будто мало собственно отношения к своему труду, хотя чем не причина, которая должна быть очевидна нолдо. Или мало нежелания подвергать опасности своих людей, невозможности быстро построить/научить... Но ведь всё гораздо проще. С точки зрения Ольвэ дать Феанору корабли = помочь ему (и остальным) убиться. Потому что Феанор (чтобы он там себе не думал об ужосном Валиноре и прекрасном себе) — дитя Валинора. Он очень хреново представляет себе вероятность существования по-настоящему большой проблемы. Такой проблемы, с которой придётся в неравном бою сцепляться годами, десятилетиями и далее, сколько проживёшь. Если проживёшь. А вот Ольвэ, рождённый (ну или пробудившийся, тут на вкус) и живший вне Амана, такую проблему себе представляет. И в отличие от Феанора, приласкавшего "глупцом" за компанию со всеми родного отца, очень хорошо знает, что подвигло шедших (в т. ч. Финвэ). Перед ним является сын его друга, весь в растрёпанных чувствах, который позади, как выясняется, оставил полнейший раздрай и бардак и теперь тащит кучу народа следом за Врагом, очень паршиво представляя, куда. Эээ... Ольвэ с его жизненным опытом должен дать корабли, серьёзно? О_о

Ах да, я действительно люблюнимагу центральную парочку лучших друзей. Эльвэ неожиданно начал получаться Тинголом, но я так его и оставила. В конце концов, я серьёзно подозреваю, что к воспитанию он всегда походил так, и всегда не по злобЕ, как говорится. Финвэ... я просто писала его и тащилась, как удав по стекловате, тащилась и писала Теоретически, можно догадаться, кто из его внуков в моём хэдканоне дедушке наследовал по части мелочей и черт характера.

Название: У костра
Автор:  Зелёный бамбуковый лес
Бета:  naurtinniell,  Blancheflake
Размер: драббл, 861 слово
Канон: Сильмариллион
Пейринг/Персонажи: Эльвэ, Финвэ, Ольвэ. Упоминается Эльмо,

спойлер

Феанор.
Категория: джен
Жанр: повседневность, психология, драма
Рейтинг: G
Краткое содержание: О давних причинах известных решений
Примечание: незначительное количество POV


В отсветах костра они казались удивительно похожими, хотя на самом деле разнились и повадкой, и даже мастью волос.

— Не сердись на него.

Услышав эти слова, Ольвэ поспешно отступил назад, в тень хижины.

Сквозь треск пламени был слышен перестук деревянных заготовок — брат ладил стрелы.

— Не говори глупостей. Ты-то должен понимать, почему он получил сегодня выволочку. Да и ему пора бы знать, что это опасно. Что он отвечает за брата. Не маленький уже.

Раздражение заскреблось где-то в душе. Ну конечно, обязательно повторить!

— Вот именно…

— Что? — свет выхватил из темноты серебристую прядь: Эльвэ поднял голову. Ольвэ затаил дыхание.

— Не маленький. Тебе стоит больше ему доверять. Он твой брат…

— И должен слушать, что ему говорят.

— И уже можно попробовать на него положиться, — мягко поправил собеседник.

Дождёшься от него, как же. Ольвэ был готов недоверчиво фыркнуть. Вольно Финвэ говорить, он-то сам себе хозяин. Тени неуютно качнулись. Эльвэ почему-то ответил не сразу.

— Я ведь тоже за него отвечаю. И должен его защищать. А он этого, кажется, не понимает, он думает, — голос звучал непривычно тревожно, — что я всего-то хочу покомандовать. Что я назло его куда-то не пускаю.

Ольвэ торопливо отвёл от спины брата взгляд, ставший слишком пристальным.

— Ты говоришь, положиться. Но ведь он мне не верит. Не понимает, что я… — Эльвэ замолчал, короткими движениями обтачивая древко стрелы. Казалось, это заняло его целиком, но тут Финвэ произнёс:

— Беспокоишься. Боишься.

Ну уж нет. Его брат ничего не боялся, а уж они двое с Эльмо всегда были просто… наказанием. От мысли, что это не так, вдруг сделалось неловко.

— Боюсь, — Эльвэ выплюнул это слово, как горькую травинку. — Мы все чего-нибудь боимся. Мы всегда так жили. Но тебе проще, — закончил он, после недолгого молчания.

— И я тебе завидую, — звякнули украшения в тяжёлых косах — Финвэ придвинулся к другу.

— Есть чему?

— Несомненно.

— Меняться не стану.

— А я не прошу.

— Но мог бы помочь.

— Ты хорошо справляешься…

— А что ты сказал недавно?

— …даже несмотря на своё упрямство.

Воцарилось уютное молчание; диво, но вопреки вспыльчивому характеру Эльвэ, их словесные перепалки всегда заканчивались вот так. Ольвэ скользнул от входа вглубь жилища, боясь выдать себя. Досада, поднявшаяся после сегодняшней ссоры, куда-то испарилась.

— Давай пойдём наружу? — Эльмо, сидевший у слабо теплившегося очага, просительно уставился на брата.

…ну, может, не до конца испарилась. Или ему просто было стыдно.

— Не стоит.

***
— Будет там сидеть! — из мыслей о чужом разговоре Ольвэ выдернул ясный голос снаружи.

— Идите сюда! Он уже не сердится! И…

— Финвэ!

Ольвэ фыркнул уже вслух.

— Ладно, — он мог бы с уверенностью сказать, что брат закатил глаза, хотя и не видел его лица. — Я правда не сержусь.

…Огонь делал двоих странно похожими даже вблизи, играл в волосах отсветами, пел и шептал что-то неясное. Сидеть рядом было удивительно спокойно.

— Зачем вы туда всё-таки отправились? — в глазах Финвэ светилось добродушное любопытство. Эльвэ молчал, едва отойдя от недавней вспышки. Ольвэ покосился в его сторону и серьёзно ответил:

— За деревом. На излучину река выносит большие ветки.

— Опять Новэ и его затеи, — в голосе Эльвэ слышалась усталость. Ольвэ тряхнул головой.

— По реке путешествовать быстрее, чем по озеру. Только дерево нужно прочнее.

— И далеко собрался? — на этом месте Финвэ предупреждающе потянул друга за рукав. И ответил прежде Ольвэ:

— Туда, где ещё никто не бывал!

— И ты туда же.

Ольвэ посмотрел с благодарностью и кивнул.

— Перестань, Эльвэ. Пусть мечтает. Все о чём-то мечтают, — Финвэ широко взмахнул рукой, словно пытался охватить не только их, сидящих у костра, но и всех сородичей, которых сейчас не было рядом.

— Я не мечтаю. Я просто хочу, чтобы никто из вас не свернул себе шею.

— Это тоже мечта! — азартно откликнулся Финвэ. Глаза его смеялись. — И она не хуже прочих.

Ольвэ украдкой покосился на брата.

— Скажешь тоже, — тот отложил работу и бережно, как редко делал, взъерошил им с Эльмо волосы. — Этот вот будет знать весь лес, на меньшее не согласен. Этот — со своими плотами и путешествиями далеко-далеко…

— И ещё дальше, — вырвалось у Ольвэ.

— Да, точно. А я не мечтаю.

— Ну-ну, — Финвэ улыбался, глядя в костёр. — Далеко-далеко, — повторил он задумчиво.

—Что тебе там? — Эльвэ смотрел испытующе. Ждал. Ольвэ, честно говоря, тоже.

— Я найду такое место, где мне не придётся сердиться, когда я буду похож на тебя, — брякнула подвеска в отброшенной за спину косе, — я не стану кричать, потому что могу потерять тех, кого люблю. И никто не назовёт это странным, потому что эльдар будут ходить на реку, или куда понесут их ноги, и всегда возвращаться домой.

—Такого не бывает, — Эльвэ рассеянно смотрел на огонь, и в глубине его глаз было горькое знание, которому Ольвэ верил. Но душа упорно откликалась на странные слова Финвэ.

— Не может не быть! Посмотри вокруг, — это прозвучало упрямо, больше того, требовательно, — посмотри.

— Мы все так живём.

— Никто не приходит в мир, чтобы жить в страхе.

— Но все живут в тени опасности, что рождается на севере.

Финвэ упрямо мотнул головой.

— Я знаю, что должно быть по-другому.

***
Он был прав, твой отец. Он нашёл то, что искал.

Это место, где ты родился. Место, где никто не должен бояться. Где те, кто ему дорог, будут возвращаться домой, и это не покажется странным.

И мой брат сказал ему тогда: «Я хотел бы тебе поверить».

Их мечты на самом-то деле были так похожи.

Твой отец хотел, чтобы ты был жив и в порядке — те, кто любит, хотят только этого.

Его больше нет, но его мечта по-прежнему важна.

Понимаешь, Феанаро?

какбэ она же

Ахаха. Ахаха. Оно меня догнало, да. Я честно сдала эту задумку на кинк-фест, безвременно сдохший, но не суть, и её даже исполнили, но не помогло, не отпустило. Да, я до сих пор считаю, что этот кинк идеален для этой пары, эта пара идеальна для себя, а Идриль просто идеальная женщина, вот просто. Дайте подышать в пакет.

Я не была уверена, что смогу поймать настроение и внутреннюю связь текста. В таких вещах для меня важно не только кто на ком стоял (хотя это тоже нельзя упускать, категорически, иначе начнётся онотомея), но и эээ... ощущение текста. некая его завершённость. Пока не случилась последняя фраза, меня вообще брали сомнения. Но даже здесь оно всё-таки поймалось. Это меня безмерно радует, серьёзно. Может, я даже научусь писать рЭйтинг и обходиться без уточнений .


Название: Дороже золота
Автор:  Зелёный бамбуковый лес
Бета:  Мирамина
Размер: драббл, 731 слово
Канон: Сильмариллион
Пейринг/Персонажи: Туор/Идриль Келебриндал
Категория: гет
Жанр: PWP, ER , ромас
Рейтинг: R
Краткое содержание: Серебро совершенней, он в этом уверен
Примечание: фут-фетиш


Красота бывает разной. Хрупкой и нездешней, изысканной и праздничной, строгой… Она требует осторожности. Сдержанности, потому что её легко разрушить. Праздничные одежды не носят в кузне, пышные цветы не выращивают на морозе, хрустальный бокал легко разбить о камни, а слишком холёные руки — изуродовать грубой работой.

Её красота не такая, и это завораживает. Ноги Идриль совершенны, ни один художник никогда не сможет сотворить подобного, и ни один из лучших скульпторв не сумеет поймать их движение достаточно хорошо… Но Идриль не боится усталости, не боится работы и не боится ходить босиком — и красоту её ног, кажется, невозможно сокрушить.

Сильная.

…Идриль не грезит, как принято у эльдар: сидит на ложе, согнув колени, и лицо её задумчиво.
Туор знает, что вместе с великим счастьем принёс ей горькую тревогу. Идриль может выдержать даже это, но сейчас ему мучительно хочется избавить её от забот. Свет Анара на вершинах гор угас, и в углах комнаты — мягкий сумрак.

Туор опускается на колени и опирается локтем о край ложа. Прислоняется лбом к ногам жены, чувствуя сквозь тонкую ткань подола мягкое тепло.

Маленькая слабость. Он ловит лёгкое прикосновение к своим волосам, прижимается лицом к гладкой, прогретой ткани, вдыхает знакомый запах… и мягко отстраняется. Её ступни прохладней, и Туор растирает их, поочерёдно беря в ладони, проводит от щиколоток к пальцам, разминает снова и снова. От пяток вдоль свода стоп и обратно — он наслаждается лёгким изгибом в своих ладонях, гладкостью светлой кожи и тем, как по ней разливается тепло. Идриль тихо вздыхает, и Туор улыбается в усы. Его пальцы уверенно скользят вдоль тонкого, едва заметного узора венок, к выступающим косточкам. Щекотка — не совсем честный приём, но ему нравится чувствовать, как Идриль покидает оцепенение. О, конечно, она не поддастся так сразу, но он и не желает этого: ему недостаточно касаться этих ног только руками. Туор склоняет голову, покрывая ступни жены мягкими поцелуями, губы прослеживают бледное переплетение венок ещё раз, добавляя затем новые точки и линии в замысловатый рисунок. Мягкий жар растекается по этому узору, отдаётся во рту и ударяет в голову. Туор неспешно чередует короткие поцелуи с долгим скольжением языка, проходясь вдоль края стоп, касается пальцев, поочерёдно вбирая в рот каждый, соскальзывает в чувствительные ложбинки, где кожа особенно нежна. Идриль вздрагивает: влажное тепло разливается по ногам, поднимаясь от ступней к коленям и бёдрам. Он мягко выдыхает, и она поджимает пальцы, а затем вновь расслабляется, дразня Туора быстрыми прикосновениями к губам. Он ненадолго отстраняется (лёгкий холодок обдаёт кожу Идриль) светлые волосы рассыпаются, задевая щиколотки. Частое, приятное покалывание рождается где-то в затылке и медленно распространяется вниз по позвоночнику, обращаясь в томительное напряжение. Туор передёргивает плечами.

Он трётся носом о нежную кожу, прижимается лицом, позволяя прядям волос накрыть ступни жены ворохом тёплого шёлка. Мягко мотает головой — Идриль дышит чаще: усы и борода Туора жёстче, чем волосы на голове, и контраст быстрых прикосновений к разнеженным лаской ступням будит уже настоящую, сладкую, тягучую дрожь где-то в глубине её тела.

Туор догадывается об этом. Он подаётся вверх, и его ладони, наконец, оставляют ступни, мягко оглаживают ноги Идриль до колен, собирая ткань подола. От колен вниз — и снова вверх, по внутренней стороне. Идриль упирается ладонями в покрывало, приподнимая бёдра и чуть разводя ноги, высвобождает ненужную ткань. К местечку под левым коленом Туор жадно прижимается губами — Идриль выдыхает, делая стремительное движение, гибко подаётся вперёд, почти касаясь лбом волос мужа, и выпрямляется, легко сбрасывая платье.

О, это его Идриль. Он дразнит её неспешностью, устраивается удобнее, упирается подбородком в золотистых завитках в её округлое, упоительно-гладкое колено, щекочет нежную кожу… Смотрит на жену — и не может насмотреться. Их дыхание одинаково частое, и в комнате не остаётся места вечерней прохладе, а оставшаяся одежда становится лишней. Туор подтягивается на руках, сбрасывая лёгкие сапоги. Быстрые пальцы Идриль распутывают шнуровку у вышитого синим ворота.

…Её ноги — неутомимые ноги танцовщицы — обхватывают его бёдра, гибкое тело полно чистой, звенящей, как струна, силы. Этот танец, древний, совершенный, только для них двоих, и тянущий ритм, отдающийся в тёмной глубине тел, кажется, сплавляет их воедино снова и снова.

…Сумасшедший ритм обрывается упоительным падением. Идриль комкает покрывало, вновь опирается руками; ступни её скользят по спине Туора, пока он подаётся вперёд, стоя на коленях и ласково удерживая жену за бёдра. Ощущение гладкости, тепла и веса её ног на плечах подхлёстывает томительный жар, свивающийся в теле в тугой клубок. Большой палец ноги Идриль чутко скользит, задевая шею и край уха, Идриль дразнит его — даже сейчас, когда её глубокие мягкие стоны наполняют комнату: Туор вздрагивает, скрученный судорогой наслаждения.

Сильная.

Настолько сильная — он знал — всегда. Истинно прекрасное сокровище — крепче стали и дороже золота.