Райтобер, шестое

[Aku-Dzoku-San]

Мало собственных тормозов, так ещё и комп издевается

Долго тупила в тему, даже придумала было что-то, но оно толком не клеилось в итоге, так что другой лист, этот

# 6 Сказка на ночь

Канон Приключения Джеки Чана
Размер 711 слов
Заметки АУ в каноне, вселенная альт-реальности "Мира демонов", где Джеки был слугой во дворце Шен-ду, а Вальмонт и компания — там же шутами. Да, это моя любимая тема, ну, одна из в этом каноне, такщта...

Болит всё, и шевелиться не хочется настолько, что даже эта проклятая лежанка у стены кажется удобной. Ты не уверен, что сможешь поднять горящие веки, и вдруг приходит мысль, что хорошо было бы вовсе больше не открывать глаза.

От неё всё ещё слабо корчится что-то внутри: нет, нет, жить — хочется. Мысль вспыхивает и гаснет, спутанная подступающей новой волной пустого отчаянного бешенства, в пересохшем горле царапается крик, когда память опять подкидывает этот зал, пронзительный насмешливый взгляд демона и пол, от очередного соприкосновения с которым — всё ради представления! — из носа идёт кровь.

Отчаянье накрывает так полно, что ты не сразу угадываешь новое присутствие в комнате. Чужие шаги в первые мгновения неразличимы, ты понимаешь, что кто-то вошёл, только по движению остальных вокруг тебя: хватка в шесть рук, цепкая, неприятно-тяжёлая на плечах и осторожная, но почти унизительная, на висках, исчезает, кто-то из ребят шагает к двери.

Ты мог бы испугаться собственной невнимательности — во дворце она может стоить жизни, но осознание, сквозь боль и подступающую истерику, настигает тебя слишком поздно. Почти сразу затем доходит: ошибки нет и бояться некого. Только один человек во дворце одновременно настолько упрям, глуп и добр.

Чан, племянник старого хранителя книг, снова явился со своей непрошенной помощью.

Вода — целый ковш — обрушивается на твою бедную голову таким неожиданным спасительным облегчением, что даже собственный жалкий вид тебя не волнует. Даже вспыхнувшая было злость на них на всех мгновенно захлёбывается.

Ты распахиваешь глаза.

Он опять умудрился притащить воды.

***

Вы по большей части молчите даже в такие вечера. Ты немного выучил здешний язык, но звучит всё равно отвратительно. Да и настоящее желание говорить с кем-то в этой мерзкой стране, задыхающейся в огне и пыли, у тебя появляется редко. Финн — другое дело. Иногда, конечно, молчит и он, но чаще — пытается разговорить Чана или принимается что-нибудь рассказывать сам.

Но в этот раз ты срываешься где-то на середине чужого тихого разговора. Срываешься, снова захлёбываясь злостью, и говоришь-говоришь-говоришь, глядя на этого идиота поверх тряпки, прижатой к лицу.

Говоришь, коверкая слова, о том, как сильно ненавидишь эту землю. Вся она неправильная. И дело не в демонах, она просто...

А он вдруг говорит, дурак: « ...расскажи о своей стране». Без злости говорит, сволочь, но это как пощёчина, от которой мгновенно замолкаешь.

«Я никогда нигде не бывал, даже пределов владений повелителя не знаю» — он слегка наклоняет голову, и тебя тошнит от этого смирения.

«Но иногда, только иногда, я думаю о том, как велик мир».

Ты закрываешь глаза. Ты не умеешь рассказывать, да и как рассказать ему... хоть о скалах и море? Это ему-то? Это верно, что даже те море и скалы, и далёкие зелёные поля — всё ещё владения другого Повелителя-демона, но там — там в это не верилось так легко.

...Ты тоже больше никогда этого не увидишь. Тряпка холодит губы, и хочется вцепиться в неё зубами. Мать рассказывала истории — очень давно это было, когда ты приходил к ней с положенной тебе работы, почти приползал, хотя по малолетству мера, конечно, была меньше, чем у старших. И вы добирались домой.

В этих историях духи были не такими, как в реальности. Они больше походили на людей. Они населяли когда-то, говорила мать, и горы, и леса, и море, играли и пели с волнами и деревьями, растили диковинные цветы и водили звериные стаи.

Враньё это всё было, конечно, потому что демоны правили этим миром всегда, и их прислужники не знали ничего, похожего на чудесные песни.

Ты стряхиваешь воспоминания и ловишь на себе взгляд Финна. Он слишком о многом догадывается. Это бесит, и ты молча отворачиваешься.


«Давай я расскажу, Чан»

Ты знаешь, что Финн когда-то жил совсем не так далеко от твоих родных земель, как этот идиот, но никогда не позволяешь себе думать о том, как много он помнит. Это не имеет значения. Финн временами кажется тебе безумным и пустым, и тебе меньше всего охота касаться его безумия.

Или искать утешения. Это отвратительно.

Но Финн помнит и говорит — он говорит всегда лучше остальных, особенно, когда по-настоящему увлекается и оставляет своё шутовство. Он рассказывает о море, о его чёрно-белом гневе и огромном спокойствии. О тёмных скалах и о тех, что сливаются с туманами. О могучих деревьях, которые здесь не растут.

Прямо сейчас это тоже всего лишь неправдоподобная история, как из детства. Но даже если и так — ты слушаешь её, медленно сползая в сон. Может быть, боль всё-таки подвластна словам, она как будто меньше из-за этих чужих воспоминаний.

Может быть, это и есть безумие.