...каждый из нас по-своему лошадь (с) // Geronimo// Мы все умрём, идём дальше
Дорогой Фёдор Михайлович, так нельзя. Это же как душа наизнанку. Один день и энная часть второго — и столько всего. Пронзительное. Живое.
Алёшу, как сказано, нельзя не любить, если ты не Смердяков. Подлинно так. И ещё все эти сцены.
И разговор с Лизой. Вся многотысячная любовнороманчеговая саранча за двести вёрст не стояла от этого тонкого-тонкого, трепетного и наивного,, не то что рядом.
А вообще о каждой сцене впору писать отдельно.
Возвращаясь к Алёше — автор сам его любит до невозможности, прежде всего. Это персонаж, пронизаный любовью.
Алёшу, как сказано, нельзя не любить, если ты не Смердяков. Подлинно так. И ещё все эти сцены.
И разговор с Лизой. Вся многотысячная любовнороманчеговая саранча за двести вёрст не стояла от этого тонкого-тонкого, трепетного и наивного,, не то что рядом.
А вообще о каждой сцене впору писать отдельно.
Возвращаясь к Алёше — автор сам его любит до невозможности, прежде всего. Это персонаж, пронизаный любовью.
Алёшу обожаю, и, Зелёный бамбуковый лес, всё так.
А ещё он вызывает у меня стойкую ассоциацию на Финарфина
я тогда тоже уронила челюстья сейчас не воспроизведу формулировку, но его назвали человеком не то убогим, не то ещё каким-то неполноценным (точный эпитет не вспомню).Но помню, что в ответ на это подумала: «Он не человек — он мечта».
А у меня — немного с Финродом.))