#15 Что скрывается в темноте
Канон Доктор Стоун
Размер 683 слова
Заметки «Тебя пугает ночь, Хром?» — «Конечно, темно же» (с) Вообще на автомате сначала курила крипотку и нёхов, и другой канон, но не «кто», а «что» всё-таки. Хотя от налёта крипотки избавиться не могу.
После первого возвращения во внеурочное время отец крепенько накрутил ему уши — два дня горели потом. Пороть не стал, не любили особенно этого в деревне, да и знал уже, что не поможет. Хром тогда даже не обиделся на него, это ничего, что уши горели, уши хоть тянули назад, в привычное.
читать дальше
С возвращением — это он преуменьшил. Отец тогда даже стражей попросил помочь. Хром знал, что был виноват, но так уж вышло. Поначалу он просто увлёкся поиском, а потом... День как-то незаметно склонился к вечеру, сгустились сумерки, и Хром уже было подумал повернуть к дому, когда увидел это. Простой серый камень был очень гладким с одной стороны, хотя ручья или реки прямо здесь не было. Хром с интересом подобрал камень, осматривая. Тот был странной какой-то формы. В задумчивости разглядывая свою находку, Хром сделал несколько шагов вперёд и...
То, на что он налетел, не было деревцем. Нет, тоже камень, сообразил Хром, потирая нос. А потом, наконец, смог увидеть в стремительно сгущающихся сумерках это.
Каменного человека. Он тогда впервые наткнулся на них, и до сих пор жила в нём память об этой встрече. Позже Хром понял, что видел их раньше, но издалека они казались ему очередной игрой гор. А в тот момент неподвижное лицо показалось Хрому живым, пусть и на долю мгновения. Выражение слепого ужаса и беспомощного удивления было невыносимо. Как будто проникало под кожу, сковывало, заставляя замереть. Он не помнил, как долго просидел на земле, забыв про свои находки.
Какая-то часть его отчаянно желала вскочить и нестись без оглядки подальше от этого человека, да нет, не один он там был — от всех них. Домой. К деревенским кострам, которые иногда отгоняли плохие сны и никогда до конца не пускали темноту к жилищам.
Темнота — странная штука. Её нельзя потрогать руками и как-то использовать, но она как вода: будто меняет предметы, которые окружает. И она могущественна ночью почти так же, хотя не грызёт камень, не уносит грязь и не делает мягче ткань.
В тот вечер он понял, что этих людей в лесу очень много. Просто представил так ясно, что они есть ещё — в глубине, невидимые, таращащие слепые глаза. Будто вылизанные темнотой из ниоткуда.
На самом-то деле тропинка тогда даже не завела его слишком далеко от деревни, но это Хром понял уже утром, лёжа дома с горящими ушами. В ночи остались и показавшийся незнакомым родной лес, и все эти люди. А внутри осталось вспоминание.
Потом он стал старше и привык. Все привыкали. Каменные чужаки были там — повсюду вокруг, и так было всегда. Но временами, в тёмные вечера, особенно по осени, когда облетала листва, и холоднее становилось небо, стоило отвернуться от огня, и простое знание: они там, в темноте, слепые и напуганные, отзывалось непонятной тревогой.
Когда он стал колдуном и перебрался на другую сторону моста, мысли приходили к нему чаще. Но Хром гнал их. Темнота скалилась вокруг его одинокого жилища, пялилась ему в спину из леса, но он продолжал искать и работать — и был слишком занят. Где-то в глубине его души всё ещё жил старый страх, но что с того? У него была мечта. Может, жадная темнота прятала от него не только воплощённое неведомое несчастье в изломанных, молчаливых фигурах, но и ответ? Что-нибудь, что он просто ещё не нашёл, могло пригодиться и спасти Рури. И Хром продолжал, продолжал, продолжал — и даже спускался туда, где темнота царила не только ночью. В пещерах она была густая, будто более старая.
Потом, встретив Сенку, он понял, наконец: там, в темноте, лежал весь мир, старый, настоящий мир, украденный неведомо кем. Темнота, как глубокая и холодная вода, почти сомкнулась над этим миром и его сокровищами. Всё это время вокруг было гораздо темнее, чем он думал: молчаливые годы сожрали то, что могло бы принадлежать Хрому и остальным гораздо легче. Тёмные годы накрыли всех этих людей, живых людей, сторожили их и обволакивали, отгородив от жизни.
Всё это время там, в темноте, жило безмерное страдание, и пылились драгоценности, бессчётные, как звёзды.
Вот откуда была эта вечная тревога. Это отзывалось внутри, и было так больно, по-настоящему, хотя Хром теперь не был колдуном и не говорил с огнём, водой и самим миром, как раньше, и в такие вещи верить не годилось.
Но теперь у него — у них — было оружие, чтобы отвоевать украденное назад.